В этой операции, как и на первом этапе контрнаступления, наше командование осуществило смелое и решительное сосредоточение сил на главных направлениях за счет второстепенных направлений фронта. Так, например, 1-я гвардейская армия в полосе шириной 18 км сосредоточила пять стрелковых дивизий и три танковых корпуса. Смелое сосредоточение сил на главном направлении было осуществлено также в 6-й армии Воронежского фронта и в 3-й гвардейской армии Юго-Западного фронта. При средней оперативной плотности в полосе наступления войск Юго-Западного фронта одна дивизия на 17,7 км фронта на направлениях главных ударов эта плотность составляла: в 6-й армии — одна дивизия на 2,5 км, в 1-й гвардейской армии — на 3,6 км и в 3-й гвардейской — на 3,5 км фронта.

Прорыв обороны противника войсками Юго-Западного фронта был осуществлен одновременно на пяти участках, что привело к разобщению вражеских войск на отдельные, изолированные друг от друга части, и этим была облегчена задача их окончательного уничтожения. При этом прорыв осуществлялся на относительно узких участках фронта (от 9 до 18 км), что позволило создать здесь высокую плотность войск и боевой техники.

Для использования максимума сил и огневых средств при прорыве вражеской обороны в первых эшелонах армий было сосредоточено 90% всех стрелковых дивизий. Такое построение войск в тех конкретных условиях обстановки было целесообразным.

Танковые и механизированные корпуса, как и на первом этапе контрнаступления, были привлечены для завершения прорыва тактической зоны обороны врага. Привлечение танковых корпусов армий для решения этой задачи объяснялось, во-первых, недостаточной эффективностью артиллерийской подготовки, проведенной в условиях плохой видимости, во-вторых — отсутствием непосредственной авиационной подготовки и невозможностью использовать авиацию для поддержки войск в период прорыва вражеской обороны ввиду неблагоприятных метеорологических условий и, наконец, незначительным количеством танков непосредственной поддержки пехоты.-Привлечение танковых корпусов для быстрейшего прорыва обороны противника диктовалось не только стремлением выполнить задачу, но и необходимостью разрядить создавшуюся обстановку. Дело в том, что на небольшом плацдарме в осетровской излучине было сосредоточено большое количество наших войск, не имевших возможности маневрировать и представлявших выгодный объект для нанесения массированных ударов авиацией противника.

Использование танковых корпусов армий для завершения прорыва тактической обороны противника привело к некоторому снижению их боевых возможностей при действиях в оперативной глубине. Несмотря на это, танковые корпуса по завершении прорыва в стремительном темпе прошли по тылам вражеских войск, свернули во взаимодействии со стрелковыми войсками оборону противника на фронте протяженностью в 340 км от Нов. Калитвы до Обливской и на девятый день операции вышли в районы Тацинской и Морозовского. Средний темп продвижения танковых соединений после прорыва обороны противника составил 33 км в сутки и стрелковых соединений— 13 км в сутки.

Как недостаток боевого использования подвижных соединений и на первом, и на втором этапе контрнаступления следует отметить отсутствие взаимодействия и связи между корпусами, действовавшими в одном направлении. Не получая исчерпывающей информации об обстановке из штабов армий и не имея связи с соседями, подвижные соединения даже в полосе одной армии не имели возможности организовать между собой четкое взаимодействие.

Опыт контрнаступления под Сталинградом показал, что танковые корпуса в армиях целесообразно было бы объединить под единым командованием. Это позволило бы достигнуть тесного взаимодействия между ними и облегчило бы управление их действиями.

На втором этапе контрнаступления 2-я и 17-я воздушные армии произвели около 4200 самолето-вылетов, из них более 80% для ударов по войскам противника и для прикрытия своих войск. Действия авиации этих армий оказали значительную помощь наземным войскам.

Однако действия авиации могли бы быть более эффективными, если бы в ее применении не было ряда существенных недостатков.

К основным из них следует отнести плохую организацию взаимодействия авиации с наземными войсками на поле боя. Как правило, представители авиационных штабов высылались только в штабы общевойсковых армий, а в штабах корпусов и дивизий, действовавших на главных направлениях, авиационных представителей не было.

Особенно плохо было организовано взаимодействие с танковыми и механизированными корпусами. Так, например, штаб 17-й воздушной армии не сумел спланировать и осуществить перебазирование авиации вслед за быстро продвигающимися танковыми и механизированными корпусами, которые остались без авиационного прикрытия.

Вместо массированного применения авиации 17-й воздушной армии на направлении главного удара фронта все ее авиасоединения были более или менее равномерно распределены между общевойсковыми армиями, что привело к резкому снижению боевой эффективности авиации.

В первые же часы наступления управление авиацией в армиях было децентрализовано, и это не позволило быстро после завершения прорыва обороны противника переключить усилия авиации на обеспечение действий танковых корпусов в оперативной глубине.

8-я воздушная армия Сталинградского фронта до 16 декабря основными силами действовала по окруженной в районе Сталинграда группировке противника, нанося удары по войскам и аэродромам транспортной авиации в районе окружения.

С 17 декабря авиация 8-й воздушной армии, не прекращая своих действий по окруженному врагу, начинает принимать более активное участие в оборонительных боях против группировки противника северо-восточнее Котельниково. Всего с 12 по 23 декабря 8-я воздушная армия произвела на этом направлении более 1600, или около 40%, всех самолето-вылетов, совершенных ею в районе Сталинграда.